Игорь СМОЛЯНИНОВ.

РАССКАЗЫ

назад

ВСТРЕЧА

(Австралийская быль. Подлинное происшествие 60-х годов 20-го века)

 

     Был один из тех прекрасных, солнечных дней золотой австралийской осени - той её поры, которую мы, русские, называем “бабьим летом”. На солнце было жарко и многие горожане, гуляющие в сиднейском Хайд-парке, были одеты по-летнему. В их числе и я...
     Неподалёку от скамьи, где я сидел, группа людей, сидя на траве и щёлкая фисташки, слушала размашисто жестикулирующего оратора. Это был плечистый, молодой негр в голубых джинсах и кремовой «скивви». Подойдя ближе, чтобы послушать оратора, я заметил на траве у его ног кучку красных флажков с золотым серпом и молотом на них. Он свободно владел английским, а его самоуверенная, напористая манера говорила о том, что это хорошо натренированный для своей роли человек. Послушав его немного, я понял, что оратор в качестве африканского студента прошёл спецподготовку в Союзе.
     Я не стал дальше слушать, зная отлично советский пропагандный штамп. Бредя по песчаной дорожке, я сосал свои любимые мятные леденцы и наслаждался ласкающей, безветренной теплотой. И вдруг я почувствовал какое-то необъяснимое, но вполне определённое желание пойти в другой конец парка, где обыкновенно выступали всевозможные ораторы, проповедники, певцы-барды и.т.д. Как-то сразу и беспричинно мною овладело необъяснимое волнение, как бы предчувствие чего-то необычайного и страшного.
     И ненапрасно: то, что произошло на моих глазах полчаса спустя, было больше похоже на дикую фантазию голливудского фильма, чем на обыденную действительность Сиднея...
     Когда я подошёл к довольно большой и плотной массе людей, стоявшей под громад¬ными, развесистыми фикусами, я сразу почувствовал какую-то особенную, наэлектризо¬ванную атмосферу, словно какие-то невидимые, вибрирующие струны были натянуты в воздухе. Казалось, что всё вокруг насыщено какой-то таинственной, волнующей энергией. Мне на мгновение почудилось чуть-ли не ощутимое присутствие могучей и светлой Высшей Силы.
     Среди толпы я увидел стоящего на скамье худого щуплолицего и рыжеволосого человека с непокрытой головой. Длинные волосы спадали ему на плечи. На нём был серый, поношенный дождевик. Когда он повернул лицо в мою сторону, я вдруг ясно почувствовал, как какие-то горячие, трепетные нити протянулись от него ко мне и заставили меня напрячься, как пружина.
     Я, усилием воли, попробовал стряхнуть наваждение, но в следующее мгновение, не отдавая себе отчёта в том, что со мной происходит, я стал силой пробиваться к нему через гущу толпы.
И вот я услыхал его голос. Это был глубокий, спокойный, почти обыкновенный голос, но в нём явственно вибрировала какая-то властная, покоряющая сила. Он не напрягался, не кричал, но его слышно было далеко. Слушали его все в полном молчании как зачаро¬ванные, почти не шевелясь.
Кого же напоминает мне это худое, рыжебородое лицо с необыкновенными лучезарными глазами? Мысль сильным пульсом стучала в висках: кого?! И вдруг осенило! Спазма сдавила горло блаженным ужасом: - Христа..?! Я даже вздрогнул, испугавшись греховности этой мысли.
     А он говорил горячо, говорил по-английски - с до боли знакомым акцентом, говорил СТРАШНОЕ, ПОТРЯСАЮЩЕЕ, ЖЕСТОКОЕ... Говорил, как “похитители разума” опутали сетью чёрной лжи весь мир. Как они натравливают друг на друга народы и разжигают братоубийственные войны. Как ими уничтожается ВЕРА и все моральные устои. Как создаётся искусственный голод и тотальное экономическое закабаление. Как уничтожают неугодных президентов и народных лидеров. Говорил о преступных князьях тьмы, о их кровавых делах... Он называл поимённо. Он знал, и говорил о таком, что простому смертному не дозволено знать... Люди слушали, затаив дыхание, ловя каждое слово, каждый звук. Ведь такое нигде не услышишь и не увидишь на экране. Ведь за такие речи люди исчезают с лица земли - взрываются в автокатастрофах, гибнут от “случайно” свалившегося кирпича, от ножа или от пули наёмного убийцы, или яда. От чего угодно... Их уничтожают.
     А он говорил, и было неописуемо страшно, и закипала от возмущения кровь. Я, наконец, пробился в самый перёд. Оратор кончил и люди стали расходиться. Теперь он стоял на песчаной дорожке, разговаривая с какой-то старушкой. Меня поразили его глаза, они были полны каким-то необычайным светом. Казалось, из них струились волны световой энергии.
     Вдруг я заметил позади него вынырнувшего из-за кустов человека, в светлом летнем костюме и белой соломенной шляпе. Он быстрыми шагами направлялся к оратору, держа в приподнятой руке чёрный зонтик.
     Безотчётно я впился в него глазами: солнце, теплынь... и зонтик?! Как молнией озарило меня, шоком пронзило мозг воспоминание когда-то случившегося... Рефлекс. Ужас. Смертельная опасность. Всё в доле секунды...
     Я напрягся, чтобы броситься вперёд и закричать во всю мочь. Но в то же мгновение произошло что-то совершенно необъяснимое: не дойдя нескольких шагов до цели, человек с зонтиком вдруг застыл как вкопанный, руки его конвульсивно задёргались и зонтик упал на траву. Его полное лицо вдруг исказилось страшной гримасой - не то боли, не то от ужаса. Весь дёргаясь, как от ударов тока, он стал пятиться, пока не наткнулся спиной на дерево. Потом, изогнувшись и спотыкаясь, побежал в сторону и скрылся в толпе.
     Очевидно я всё-таки закричал, потому что оратор обернулся и увидел всё, что произошло в нескольких шагах от него. Он опустился на колени и осенил себя широким православным крестом. Я почувствовал, как по моим щекам поползли горячие слёзы. Затем он обернулся ко мне и его сияющие глаза встретились с моими. Лицо его озарилось тёплой добротой.
     - Спасибо! - обратился он ко мне по-русски, - я чувствовал ваше присутствие.
     Я был настолько потрясён, что не в силах был что-либо ответить.
     Он осторожно поднял с травы чёрный зонтик.
     - С этой штукой нужно обращаться очень осторожно, - сказал он спокойно. Она начинена смертельным ядом...
     Он ударил острым концом зонтика о цементный бордюр дорожки и на асфальт выкатилась крошечная, жёлтая ампулка, которую он сразу же раздавил каблуком. Я мгновенно вспомнил гибель болгарского журналиста-беженца на улице Лондона, получившего в ногу укол смертельного яда посредством зонтика. Это и было фрагментом той мысли-рефлекса, осенившей меня в страшную минуту опасности.
     Меня снова охватил мистический страх: “Но что же произошло? - Почему этот подосланный убийца вдруг остолбенел, как парализованный и весь затрясся и задёргался? Что случилось - припадок эпилепсии..?” В те минуты крайнего напряжения моё сознание не могло охватить глубокую суть всего происшедшего, не могло вместить того, что мне пришлось быть свидетелем ПОДЛИННОГО ЧУДА - прямого, могучего проявления Высшей Воли.
     Мой жалкий скептический ум всё ещё сопротивлялся, искал простых человеческих объяснений: «А может это страшная сила гипноза? - Но ведь этот таинственный оратор, если даже и обладал такой силой, не знал о нападающем, и повернулся к нему лицом уже после того, как тот остолбенел и выронил из рук свой смертоносный зонтик. Что же это было?» Я не понимал, и меня снова охватывал мистический страх.
     К этому времени толпа уже разошлась и мы остались одни на лужайке, близ развесистого  старого фикуса. На меня спокойно смотрели из-под мохнатых бровей его серо-голубые лучезарные глаза. От этого взгляда на душе становилось спокойно и тепло. Он протянул мне руку:
     - Ничего нет случайного: наши пути почему-то должны были сойтись... Называйте меня Андреем!
     Я с неописуемым чувством пожал его крепкую, горячую ладонь и назвался. Полчаса спустя мы сидели на шатких, скрипучих стульях, за таким же старым столом, в его убогой комнатушке, наполовину заваленной книгами. Окно выходило во двор на соседние крыши. В углу над старой кроватью с витиеватым, чугунным изголовьем висела небольшая икона  Богородицы, потемневшая от времени. В стенной нише стояла допотопная эмалирoванная газовая плита, и на ней уютно урчал чайник, тоже музейного вида. Меня не покидало чувство мистического страха перед тем страшным и необъяснимым, случившимся в парке полчаса назад.
     Наливая в старые, потрескавшиеся чашки кипяток, Андрей стал спокойно говорить:
     - Я знаю, что вы в смятении и теряетесь в догадках. Я знаю, что вам даже страшно... И это естественно. Ведь то, что произошло, - ТО, что вам дано было увидеть там, в парке, нечасто можно увидеть в нашей повседневной жизни потому, что это нездешнее, это сверхестественное, это - Святая Высшая Сила Господня.
     Голос его дрогнул, Он поднял глаза на икону, и они светились действительно нездешним светом. Он истово перекрестился, а вслед за ним и я. Какая-то блаженная теплота наполнила всё моё существо.
     - И это не в первый раз... Подобное случалось и раньше, - в его голосе чувствовалось сдерживаемое волнение. - Я никогда и ни с кем об этом не говорил, а сегодня я чувствую, что вы посланы на мой путь и что я должен почему-то всё вам рассказать.
     Прихлёбывая чай из некогда белой, потрескавшейся чашки, он продолжал:
     - Я русский, из Союза, - так же, как и вы. (Откуда он мог это знать?!) История моя обыкновенная, таких миллионы. Семья была уничтожена в 1937 году, и я остался 14-летним мальчишкой - без родных, без близких, без родного угла, без друзей, “прокажённый”, сын “врагов народа”. Учиться не мог, работу получить не мог. Голодал. Крал, чтобы выжить. Меня не раз избивали до полусмерти. Попал в лагеря для малолетних преступников... кромешный ад на земле! Потом война. 17-летним «уркаганом» защищал Родину. Прошёл от Сталинграда до Берлина, даже был представлен к награде за взятие Будапешта. После войны, как притаившийся сын “врагов народа”, получил срок - 15 лет лагерей строгого режима. Выслали в Читу. Бежал. Раненый пограничниками, тонул в Амуре. Бог смилостивился, спас. Потом попал к Мао-Цзе-Дуну, и из этого пекла Господь меня, грешного, вывел... И привёл в глухое тибетское селение, и отдал в руки великого и святого тибетского мудреца. Там я долго учился и познавал великие тайны Высшей Мудрости и Божьего Мироздания. Оттуда, когда пришёл срок, был послан в мир - вещать Божью Правду обманутому, заблудшему человечеству. Это - мой долг, моё служение Богу и людям. Это - назначенный мне путь, и никакая сатанинская сила не заставит меня сойти с этого пути.
     Спокойный его голос звучал до предела закалённой сталью.
     - За мною уж давно охотятся. Сперва хотели купить. Предлагали крупные суммы денег. Потом попробовали запугивать; подсылали женщин, и провокаторов. Их приводило в бешенство то, что все их испытанные методы на мне оказывались бессильными, абсолютно негодными...
     Он снова зажёг газ и поставил чайник на плиту.
     - Ну, вот! Посудите сами: я не служу, карьера мне не нужна - шантаж по службе отпадает. У меня нет никакого имущества или банковских вкладов - шантаж угрозой поте¬ри имущества неприменим. Общественного положения или престижа у меня нет - ском¬прометировать меня невозможно. А главное - я один, как перст, у меня никого нет на всём белом свете. Ни жены, которую можно было бы опозорить, или меня опозорить перед ней. Ни дорогого сына, чьей карьере и всей его жизни можно было бы угрожать. Ни любимой старушки-матери, которую можно было бы похитить и этим сломить мою волю. Ни брата, ни сестры, ну, ровным счётом, никого. С женщинами у них тоже ничего не получилось. Представляете их бешенство, их полное бессилие? Вся их гнусная “психоло¬гическая” система шантажа, при помощи которой были уничтожены многие видные люди, оказалась негодной. Осталось только прямое, физическое уничтожение. И охота началась...
     Он отхлебнул из чашки и спокойно продолжал:
     - Первый раз в Лондоне меня сбил на улице автомобиль, но мешок с книгами на моей спине фактически спас мне жизнь. Я тогда отделался лёгкими ушибами и подумал, что это была простая случайность. Но это было мне ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. Затем годом позже, в Сан- Франциско мой старенький “Фордик” взлетел в воздух на моих глазах. Я до него не дошёл каких-нибудь сто метров. Забравшийся в него мексиканский мальчишка-вор спас мне жизнь ценой своей гибели. Здесь я уже стал задумываться, сомневаться в том, что я уцелел только благодаря слепой случайности... И вот в конце того же года в одном кафе в Нью-Йорке ко мне подсел какой-то негр. Он смотрел на меня, как на какое-то чудище, и его трясло мелкой лихорадочной дрожью. Нагнувшись ко мне через столик, он зашептал, запинаясь: “Пожалейте меня и не делайте мне вреда. Я вам всё честно расскажу и навсегда исчезну. Меня послали вас убить - пообещали большие деньги. Первый раз, когда я пытался в вас стрелять, мне вдруг заволокло туманом глаза. Через два часа это прошло. Второй раз, когда я вынул револьвер, меня стало трясти, как в малярийном припадке, и я стал слепнуть. На следующий день зрение вернулось. И вот три дня тому назад, когда я пытался в третий раз, я мгновенно ослеп, и зрение моё вернулось только сегодня утром!” Он умолял меня “не забирать” его зрение. Он поклялся, что немедленно уедет из Нью-Йорка, и хотел даже отдать мне свой револьвер. В тот вечер я горячо молился, благодаря Всевышнего и прося прощения за все мои слабости и грехи. Я понимал, что всё сказанное негром, не могло быть просто случайностью, что здесь было спасительное заступничество Высшей Силы! Но тогда я ещё не мог понять: за что мне, простому смертному, такая великая милость?
     Он протянул руку за моей чашкой:
     - Давайте налью ещё чаю! Вам всё понятно? - он взглянул на меня вопросительно и тотчас улыбнулся: - праздный вопрос! Раз наши пути сошлись, значит вы всё понимаете!
     Я поспешил его заверить, что, действительно, мне всё предельно понятно.
     - Потом, когда я жил в Чикаго, - продолжал он, - мне подкинули ампулы со смертельно ядовитым газом. Болезнь друга, задержавшая меня у его постели, спасла меня oт верной смерти. Когда я вернулся и хотел войти в свою квартиру, мёртвый соседский кот, лежавший у моего порога, предупредил меня о смертельной опасности, таившейся за дверью моего жилья.
     - С тех пор я уже не сомневался. Душою и сердцем я чувствовал, что мне оказывалась величайшая Милость, что, я, недостойный, избран орудием для какой-то Высшей Цели. И я усерднее молился, и усерднее проповедывал правду так, как мне её дано понимать. Не стану рассказывать детали ещё нескольких подобных происшествий, случившихся за последние три года, а сегодня - вы были свидетелем сами.
     На прощанье он подарил мне маленький деревянный крестик на тонкой кожаной тсёмке:
     - Это из Вифлеема. Я знаю - вы пишете... Пишите только ПРАВДУ, и служите всегда ПРАВДЕ! Бог вам в помощь!
     В эту ночь я долго не мог уснуть. Роились всевозможные мысли и чувства. А душа в блаженном упоении тихо ликовала. Ведь ей было дано соприкоснуться, хоть на короткое время, с Высшим, светлым и непоколебимым. Радостно было ясное сознание того, что, хоть сатана и силён, но миром всё же руководит не он, что нет силы в мире этом - равной великой и безграничной силе ТВОРЦА! Я горячо молился за родную русскую землю, и за русского Божьего человека Андрея.
     Когда, неделю спустя, я пошёл навестить посланного мне дорогого друга и учителя, мне хозяйка дома поведала, что три дня тому назад он попрощался с ней и уехал в Европу.
     Неисповедимы пути Твои, Господи!

Игорь Смолянинов. Мельбурн.

Член Союза Писателей России.

 
Make a Free Website with Yola.