Составила Л. Ястребова.
ИВАН НИКОЛАЕВИЧ КРАМСКОЙ
Художник Иван Николаевич Крамской был человеком умным, честным, горячим и исключительно способным ко всему, за что бы он ни взялся. Он был типичнейшим и лучшим представителем своего поколения, светлою личностью, как тогда говорили.
Родился он 8 июня 1837 года в городе Острогожске, Воронежской губернии. Получил среднее образование в уездном училище, но трудом и настойчивостью достиг значительного положения в обществе и уважения всех окружающих. В кругу своих знакомых он всегда являлся предводителем, вожаком, на которого надеялись и с которого брали пример. У него было ярко выраженное призвание к общественной деятельности, редкое качество, которым он был наделён от природы.
У него несомненно был творческий дар. Но его необычайные умственные способности даже превышали его художественные способности, и на ином поприще он, может быть, сделал бы даже больше, чем на художественном. Эта мысль ему самому иногда приходила в голову.
Любовь к живописи у него проявилась с детства. Лет семи он лепил из глины. а потом рисовал всё, что только попадалось.
В 1853 году началась Крымская война. Через тихий захолустный Острогожск проходили драгунские полки, устраивались парады и учения. По случаю такого оживления из Харькова приехал фотограф Яков Петрович Данилевский. Но у его пьяницы-ретушера был очередной запой, и Данилевский взял себе в помощь Крамского. Ретушь его привела фотографа в восхи-щение, и он предложил юноше контракт на три года. В то время шестнадцатилетний Крамской был уже очень развитым, несмотря на юный возраст.
С Данилевским, в качестве ретушёра, он три года странствовал по городам России. В ретушёрском искусстве он достиг такого совершенства, что впоследствии в Петербурге был признан лучшим специалистом по этой части. Там он работал в лучших фотоателье столицы у таких известных фотографов, как Андрей Деньер и Иван Александровский. Он так просла-вился, что только ему поручали ретушировать портреты государя и царской семьи. Но эта работа не удовлетворяла Крамского. Его уму, его энергии нужно было более широкое поле деятельности. Он должен был стать художником. Работая в фотографиях, он начал рисовать портреты с натуры; вначале карандашом, а потом и акварелью. Он работал необычайно быстро и оканчивал портреты за три часа.
В академию он поступил, когда зарабатывал уже от 100 до 300 рублей в месяц. Там он быстро пошёл в гору, и его соученики сразу почувствовали в нём человека сильного, способного сгруппировать вокруг себя товарищей.
После получения малой серебряной медали Крамской собрал товарищей на вечеринку в трактир "Золотой Якорь". С этой вечеринки и началась новая жизнь, как для Ивана Николаевича, так и для многих его друзей. Они стали очень часто собираться у Крамского после вечерних классов в академии. Иван Николаевич установил как бы программу. По очереди каждый художник был обязан читать что-либо из лучших произведений литературы, а в это время одни занимались оканчиванием заданных в академии работ, другие работали над заказными картинами, писали портреты друг друга, готовили эскизы. Но все внимательно слушали читающего.
Так Крамской, получив самое скромное образование, сумел устроить своего рода курсы и упорно работал над своим развитием и развитием своих товарищей. Это стремление к совместной деятельности является одной из самых характерных черт его личности.
В 1859 году Крамской встречает Софью Николаевну Прохорову, свою будущую жену, но женится на ней только три года спустя. Они полюбили друг друга, но рассудительный Крамской хотел быть уверенным, что, хотя на первом месте стоит, конечно, любовь, но важно и то, как повлияет жизнь с женой на его художественную карьеру. Когда же он убедился, что их обоих трогает, интересует и радует в жизни одно и то же, они поженились и прожили счастливо всю жизнь.
Интересны воспоминания Репина о Крамском.
В 1863 году, в восемнадцатилетнем возрасте, работая в качестве живописца над возобновлением старого иконостаса на родине Крамского, Репин не раз слышал от жителей этого города о том, что их земляк-художник поступил в Академию художеств и теперь «чуть ли не профессор». Репин заинтересовался.
Приехав в том же году в Петербург, он поступил в рисовальную школу. Тут он узнал, что по воскресеньям в классе гипсовых голов преподает учитель Крамской. "Не тот ли самый?" подумал он. Ученики этого класса восторженно отзывались о Крамском и ждали его с нетерпением. Репин представлял себе Крамского художником с бледным, вдохновенным лицом, с каштановыми кудрями до плеч, и когда вошел в класс Крамской, то Репин подумал, что это кто-то другой. Худое, скуластое лицо, черные гладкие волосы и жидкая бородка. Он спросил товарища: "Это кто?" На что тот ответил: "Крамской! Разве вы не знаете?"
Репин стал за ним наблюдать. Вот Крамской остановился перед работой одного ученика. Какое серьёзное лицо! Глаза светятся. Голос приятный, задушевный, говорит с волнением. Ученики работу побросали, стоят около, стараются запомнить каждое его слово. А он сам не поправляет рисунок, а только объясняет. Переходит к другому, и все за ним. Репин с волнением ждал, когда Крамской подойдет к нему. И вот Крамской за спиной Репина.
- А, как хорошо! Прекрасно! Вы в первый раз здесь?
Репин от волнения не мог говорить.
"Крамской перешел к подробностям моего рисунка, - вспоминает Репин, - очень верно заметил ошибки, и мне показалось, что он меня как-то отличил."
А потом Крамской дал свой адрес Репину и пригласил побывать у него. Через несколько дней Репин решил воспользоваться приглашением и тихонько позвонил в квартиру Крамского. Сказали, что его нет дома, но через час он, вероятно, будет. Репин пошёл бродить по бульвару. В 10 часов он снова позвонил, но был ответ, что Крамской еще не вернулся. Через полчаса он снова позвонил, решив, что если и теперь его нет, то он пойдет домой. Но в этот раз было ему сказано: "Дома".
Войдя в дом, Репин заметил, что лицо Крамского выглядит бледным и утомлённым, и ему стало неловко утруждать усталого человека. Но Крамской радушно и просто, как давно знако-мого, пригласил Репина зайти.
Когда Репин вошел в небольшую комнатку, то сразу заметил полотно с головой Христа. Первый раз он увидел лицо Христа в таком виде. Выделяется лоб, впалые, утомленные глаза... И сколько в них кротости и скорби!
- Ну, как находите? - спросил Крамской. - Я взял заказ написать образ Христа: писал, писал, даже вот вылепил его.
Тут Крамской снял мокрые полотенца, и Репин увидел ту же удручённую голову Христа, вылепленную из серой глины.
"Ах, как хорошо! - подумал Репин. - Я никогда не воображал, что из серой глины можно вылепить так чудесно!"
За чаем разговор шёл о Христе. Крамской говорил о нём, как о близком человеке. Репину живо представилась эта глубокая драма на земле, эта, действительно, жизнь для других. Далее он был совершенно поражён этим живым воспроизведением душевной жизни Христа. Ему казалось, что ничего более интересного он не слыхал в жизни. Особенно искушение в пустыне.
- Голос человеческих страстей говорил Христу: - "Всё, что Ты видишь там, вдали, все эти великолепные города, всё это Ты можешь завоевать, покорить, и это будет Твоё и станет трепетать при Твоём Имени. Испытай! Ты голоден теперь; скажи камням этим, и они превра-тятся в хлебы; всемогущий Отец сделает это для Тебя. Если Он послал Тебя для великого подвига на земле, то, конечно, за Тобой невидимо следят ангелы, и Ты смело можешь броситься с колокольни - они Тебя подхватят на руки... Испытай-ка!"
- Это искушение жизни, - продолжал Крамской, - очень часто повторяется то в большей, то в меньшей мере и с обыкновенными людьми на самых разнообразных поприщах.
Крамской сам был возбуждён своими идеями, сопоставлениями и всё более и более увлекался живой передачей вечных истин нравственности и добра. Утомления как ни бывало. Голос его звучал, как серебро, а мысли, новые и яркие вспыхивали в его мозгу. Репин был потрясён и внутренне давал себе обещание начать новую жизнь.
С того времени он часто стал ходить к Крамскому и уходил от него с головой, трещавшей от самых разнообразных вопросов.
Осознавая важность получения основ мастерства, Крамской учился в Академии весьма усердно и успешно. Но его, как и его однокашников, возмущала академическая рутина, сковывавшая развитие талантов. Среди учеников было немало выходцев из глубинных районов России, хорошо знавших жизнь страны и мечтавших рассказать о ней в своем искусстве. Их не волновали сюжеты античной мифологии. В то время существовало мнение, что настоящее искусство - это живопись историческая на темы мифологии. Жанр считался искусством низким. Всякие попытки обновить Академию, изменить методы преподавания, как это было сделано в Московском училище живописи и ваяния, встречались в штыки.
Объединив вокруг себя своих товарищей, Крамской не замедлил оказать свое влияние и на более широком поприще. Он чувствовал в себе большие силы, потому и затеял большое дело. Будучи учеником, не имеющим никаких особых прав, добывая себе средства к жизни собственным трудом, он затеял реорганизовать академию, в которой учился, и, затеяв это, он принялся за дело с энергией, возбуждавшей истинное удивление.
В 1863 году Крамской и его товарищи - всего 14 человек - к этому времени оканчивали академический курс, и им предстояло идти на конкурс для получения золотой медали. Это были люди в цветущем возрасте - двадцати трёх, двадцати шести лет - лучшие из лучших. Каждый из них за долгие годы учения - от восьми до двенадцати лет - получил две серебряные медали и малую золотую.
Проникнутые идеями национализма и обязанности для художника выражать современные, интересные в общественном отношении мысли, они смотрели с отвращением на установленное в Академии правило задавать для конкурса один и тот же сюжет для всех. Они видели в этом стеснение своих прав. У каждого была уже наготове излюбленная тема картины, которую он носил в своей душе долгое время и страстно мечтал перенести её на холст.
Настроение учеников было всем известно. Перед конкурсом ходили даже слухи, что Совет Академии намерен изменить общий порядок задания сюжетов, и если не будет предоставлено каждому писать что он желает, то, по крайней мере, тема будет задана в общих чертах; например, написать картину, содержание которой должно быть "печаль" или "радость", или "гнев Божий" и т.д. Но, когда наступило время конкурса, оказалось, что всё будет по старому, и всем будет задан один обязательный сюжет для картины.
Крамской и его товарищи, всего 14 человек, решились тогда письменно обратиться в Совет с просьбой, чтобы им было разрешено выбрать самим сюжет картины. Ответа им не дали.
9 ноября 1863 года стало памятным днем для всех, кто знает и любит русскую живопись. В глубине за длинным овальным столом, крытым тёмно-зелёным сукном, мерцали золотом и серебром орденские звёзды сановитых членов совета Академии. Ученики вошли один за другим, здороваясь, и молча остановились в углу зала. Князь Гагарин, вице-президент Академии, поднялся с бумагой в руке и прочитал сюжет для программы: "Пир в Валгалле" из скандинавской мифологии. На троне бог Один, окружённый богами и героями, на плечах у него два ворона; в небесах видна луна, за которою гонятся волки..."
Ученики слушали хмуро. Опустив бумагу, князь Гагарин произнёс, отечески глядя на стоящих в углу:
- Как велика и богата даваемая вам тема, насколько она позволяет человеку с талантом высказать себя в ней...
Видя, что их дело проиграно, Крамской отделился от группы и, выйдя навстречу, произнес глухим от волнения голосом:
- Просим Совет позволить сказать несколько слов: мы подавали прошение, но Совет не нашел возможным исполнить нашу просьбу. Поэтому мы, не считая себя в праве больше настаивать и не смея думать об изменении Академией постановлений, просим покорнейше освободить нас от участия в конкурсе и выдать нам дипломы на звание художников.
Последовал вопрос: "Все?"
- Все! - отвечали молодые люди и вышли из зала.
Такого старые стены Академии еще не видели. Это был смелый и мужественный поступок, вошедший в историю, как "Бунт 14-ти".
Выходом из Академии они лишались многих льгот. Прежде всего отказывались от права на пятилетнюю заграничную поездку за казённый счет, от права занимать очень тёплые академические мастерские. Многие там не только работали, но и жили со своими семьями и даже часто давали в мастерских место бедняку-приятелю художнику писать свою картину и тут же спать в уголке.
Вся плеяда художников была настроена очень серьёзно, работала там над собой и жила высшими идеалами. В мастерских, где проходила их самая горячая молодость, было множество книг серьёзного характера, журналов и газет. По вечерам, до поздней ночи, здесь происходили общие чтения, толки, споры. Здесь же агитировал Крамской и им составлялось роковое прошение, которое затем было переписано в четырнадцати экземплярах и подано в совет Академии. Из этих же академических мастерских вышла целая серия прекрасных, свежих русских картин.
Оставив Академию, Крамской и его товарищи основали артель, в которой работали для добывания средств к существованию - принимали заказы и выполняли их сообща. Пришлось снять очень большую квартиру на Васильевском острове, где поселились художники со своими семьями. Здесь работали, кормились сообща, а хозяйство вела молодая жена Крамского, Софья Николаевна. Затем эта квартира для художников уже стала мала и они переехали в другую, на углу Вознесенского проспекта и Исаакиевской площади. Заказов было теперь так много, что Крамской боялся, как бы исполнители не стали выполнять их небрежно.
Новая квартира была просторной, с двумя большими залами, с удобными светлыми мастерскими. По четвергам там устраивали вечера, на которых присутствовали не только свои, но и гости. Собиралось до сорока-пятидесяти человек. Все садились за огромный стол, на котором были разложены бумага, краски, карандаши. Желающие рисовали, в соседней комнате кто-нибудь играл на рояле, кто-то пел. Иногда читали статьи об искусстве. Особенно увлекательно говорил Крамской, надолго овладевая общим вниманием.
Члены Артели не только выполняли заказы, но и много работали над своими собственными творческими замыслами. Иногда они ехали целой компанией в деревню, устраивали себе мастерскую в большом амбаре и работали всё лето. Некоторые артельщики уезжали летом к себе на родину, а осенью привозили этюды и даже законченные картины из народной жизни.
Говоря о жизни Артели, нельзя не упомянуть об одном событии, которое в дальнейшем сыграло большую роль. В 1865 году Крамской поехал в Нижний Новгород, где он с товарищами устроил во время ярмарки выставку картин членов Артели и других художников. В письмах Крамской сообщал, что посетителей на выставке бывает масса, и все относятся к этому небывалому предприятию очень и очень сочувственно. Так впервые зародилась мысль о возможности устраивать художественные выставки не только в Петербурге и Москве, но и в провинции. Это сулило много благ. Но с материальной стороны выставка оказалась неудачной и больше Артель не устраивала выездных выставок.
К концу 60-х годов Крамской почувствовал, что форма Артели себя исчерпала, идеалы, во имя которых был осуществлён разрыв с Академией, утратили свое значение, а сама художественная практика членов Артели свелась к исполнению заказов для заработка. Кроме того, совместный быт художников оказался утопией: жены стали ссориться между собой, радостная атмосфера коллективного быта и труда померкла. Вскоре после того, как Крамской вышел из Артели, она распалась.
В 1870 году Крамской принял участие в создании новой организации художников – Товарищества передвижных художественных выставок, организации значительно более сложной по своей структуре и более значительной по своим задачам и целям. Идея создания его принадлежит художнику Григорию Григорьевичу Мясоедову. Товарищество поставило перед собой цель - знакомить русскую публику, как столичную, так и провинциальную, с искусством. Мясоедов заручился содействием Крамского, который сплотил под знаменем Товарищества немало художественной молодёжи Петербурга. Отныне судьба Крамского тесно связалась с Товариществом, чьим идейным лидером он считается по праву.
Заслуги передвижников перед русской публикой громадны. Трудов было положено много, но и результаты получились большие. Вся самостоятельная общественная жизнь русских художников начата Товариществом, и все последующие художественные общества имели передвижников своим прототипом.
Первые заказные работы Крамской выполнял еще будучи в Академии. С первых шагов в искусстве Крамской стремился к созданию портретов-образов. Психологически выразительные, они рассказывают зрителю о человеке, раскрывая его характер и внутренний мир. Только за один год - 1869-1870 он выполнил по заказу 80 портретов. Но были и такие заказчики, которые требовали, чтобы они на портретах выглядели представительными и умными. От этих приглаженных и приукрашенных портретов Крамской не получал удовлетворения.
1870-1880-е годы - период расцвета таланта Крамского. Именно в эти годы он создает свои наиболее знаменитые картины и портреты. На первую выставку передвижников он представил большую картину "Русалки". Было бы неверно трактовать её как точную иллюстрацию к гоголевской повести "Майская ночь". Поэтическая легенда, воссозданная Крамским, имеет больше общего с широко распространёнными народными преданиями о русалках, чем с произведением Гоголя, хотя повесть, несомненно подсказала художнику саму тему. Критики в то время были безжалостными. Один из них нашёл, что русалки больше похожи на молодых крестьянок, которые позировали Крамскому, чем на русалок. Интересно, что бы эти критики сказали про нашу современную живопись, если могли бы прогуляться по выставочным залам и просмотреть портреты, представленные для нашего сиднейского конкурса Арчибалд.
Самая монументальная картина Крамского - "Христос в пустыне" - стала центром внимания 2-й передвижной выставки 1873 года, вызвав неумолкаемые споры, недоуменные вопросы. Поражал, прежде всего, образ Христа. В мрачной, серой пустыне, в час, когда небо чуть розовеет перед восходом, на холодных камнях сидит одинокий Христос. Он сосредоточен и само-углублён, в его душе нет места сомнениям и колебаниям.
Эта картина стоила художнику больших трудов, как это можно судить по его письмам. Он в них излагал свой взгляд на евангельские сюжеты, и из его умных и здравых рассуждений видно, какой он был хороший, вдумчивый человек.
Замечательная крупная картина "Неутешное горе" навеяна большим личным горем семьи - смертью сына, которую художник и его жена переживали очень тяжело. Достоинство, величие и красоту человека в страдании выражает фигура женщины в траурном платье с чертами жены Крамского, Софии Николаевны. Прекрасно удалось художнику лицо матери, заплаканные глаза, смотрящие отсутствующим взглядом, глубокая морщина, прорезающая лоб. По силе выраженного чувства это самая лучшая вещь Крамского.
Что такое красота и как слить в искусстве этическое и эстетическое - предмет постоянных размышлений Крамского. И именно в контексте этих размышлений можно понять смысл загадочной и знаменитой "Неизвестной". Эта картина сразу привлекла всеобщее внимание и породила разноречивые толки. "Неизвестной" суждено было стать самой популярной и известной картиной Крамского. Героиня картины необычайно красива. Художник наградил её бархатными черными глазами, чувственным ртом, смуглой кожей с нежным румянцем. Одета она очень модно. Можно отметить, что изображение женщины в коляске не растворяется в пейзаже, не погружено в атмосферу туманного, морозного зимнего дня, а помещено как бы перед ним, что усиливает впечатление вызова, красоты, выставленной напоказ. Многие пытались догадаться, кто же был моделью для этой картины. Называли дам высшего света и полусвета, театральной богемы. Но это ни к чему не привело потому, что Крамской писал не портрет, а создавал обобщённый образ.
В коротком докладе невозможно упомянуть все картины Крамского, а тем более портреты. Их было так невероятно много, что перечислить просто нет никакой возможности. И всё-таки хочется остановиться на некоторых из них.
Портрет Льва Толстого, написанный Крамским, был сделан по заказу Третьякова. Вначале Толстой наотрез отказался позировать, но потом согласился с условием, что Крамской напишет два портрета - один для коллекции Третьякова, а другой для семьи писателя. В случае неудачи оба портрета должны были быть уничтожены. Крамской с большим подъемом писал Толстого. Он запечатлел взгляд, перед которым нельзя солгать, который точно читает ваши мысли, волевой подбородок и общий облик, полный силы и беспощадной пытливости.
Всей семье писателя очень понравились не только оба портрета, но и их автор.
Толстого писали и другие замечательные художники - Ге и Репин. Но никто, как Крамской, не достиг такой силы выражения внутреннего Толстого в его внешнем облике. Писать этот портрет должен был именно Крамской, потому что духовный облик Толстого требовал от портретиста такого высокого искусства в передаче выражения человеческого лица, которым из всех русских портретистов владел в наивысшей степени именно Крамской.
В темпераментно написанном портрете юного, невероятно одарённого художника Фёдора Васильева очевидна увлечённость автора моделью. Дружба этих двух больших художников - пример редкого человеческого и творческого родства, взаимопонимания, восхищения, взаимообогащения. На портрете перед вами молодой человек с ярко выраженной артистической внешностью, о чём говорит небрежно элегантная поза. Эта же артистическая свобода и в одежде. Глаза чуть насмешливые и живые. Этот человек темпераментный и жизнелюбивый. Кажется, что он остановился на миг и дальше будет продолжать жестикулировать и спорить. Крамской подчёркивает острую восприимчивость, эмоциональность Васильева. Талантливый молодой художник, любимый всеми своими коллегами, умер 23-х лет от туберкулёза, но за свою короткую жизнь оставил заметный след в истории русской пейзажной живописи.
Крамской написал много превосходных портретов известных людей того времени. Среди них: Третьяков, Суворин, Григорович, Гончаров, Полонский, Некрасов, Шевченко, Салтыков-Щедрин, Грибоедов, Аксаков, художники Перов, Шишкин, Репин, Чистяков, Мясоедов, Ге, Савицкий, Васнецов, Куинджи и многие, многие другие. Он много написал портретов своей семьи. Особенно хороша картина "За чтением". Это - портрет его жены.
Лето 1874 года - самый разгар охватившего общество так называемого "хождения в народ", массовых выездов интеллигенции и студенчества в деревни с просветительскими целями. Замечательные крестьянские портреты Крамского - "Полесовщик", "Мина Моисеев", "Созерцатель", "Голова крестьянина", "Пасечник" и многие другие - своего рода исследовательская практика, в основе которой стремление вглядеться в лица крестьян, попытаться понять, из каких элементов складывается национальный характер. О своём "Полесовщике" художник писал: "Мой этюд полесовщика в простреленной шапке по замыслу должен был изображать один из тех типов, которые многое из социального строя народной жизни понимают своим умом и у которых глубоко засело неудовольствие, граничащее с ненавистью. Из таких людей набирают свои шайки Стеньки Разины, Пугачёвы, а в обыкновенное время они действуют в одиночку, где и как придётся. Тип несимпатичный, я знаю, но знаю также, что таких много, я их видел."
Психологический этюд Крамского "Созерцатель" попал в ткань романа Достоевского "Братья Карамазовы". Для Достоевского "Созерцатель" Крамского это человеческий тип, близкий Смердякову.
В 1887 году, в своё последнее утро, Крамской вел оживлённый разговор с доктором Карлом Андреевичем Раухфусом, с которого писал портрет. За этой интересной беседой появлялась на полотне характерная голова доктора. Но вот доктор замечает, что художник остановил свой взгляд на нём дольше обыкновенного, покачнулся и упал прямо на лежащую на полу перед ним палитру...
Крамскому было всего 50 лет.
Начав борьбу с академическими порядками, Крамской продолжал её всю жизнь. Он много говорил и писал на эту тему, и наконец мысли его одержали верх. К сожалению, Академия художеств была преобразована уже после его смерти и без его непосредственного участия, но несомненно то, что он первый заложил основы её новой организации. Он смог свергнуть с пьедестала отжившие классические авторитеты и заставил уважать и признавать национальное русское творчество.
Составила Л. Ястребова. Сидней.
