Елена Якупова назад
РАССКАЗЫ
КАПОЧКА
Капочка Леденцова сидела у окна, смотрела на скучные голые деревья, на серое зимнее небо, и капризно тянула на одной ноте:
- Я хочу на бал... Мама, я хочу на бал!
В комнате было жарко, и не верилось, что за окном тридцатиградусный мороз. Софья Кондратьевна, мать Капочки, уютно сидела на огромном, заваленном вышитыми подушечками, диване и под неустанный аккомпанемент Капочкиного нытья читала новый захватывающий роман. Когда она дошла до самого интересного места, Капочка вдруг застонала и, всхлипывая, затянула во весь голос:
- Я хочу, хочу, хочу!
Как ты мне надоела со своим балом! - не выдержала Софья Кондратьевна. - Я же сказала тебе, что гимназисткам нельзя, а ты, как попугай, твердишь одно и то же.
Я в выпускном классе, я взрослая, - продолжала стонать Капочка, - а меня, как в тюрьме держат. А когда в прошлом году младшая дочка папиного начальника из шестого класса пошла на бал, ей никто дома не запрещал. И ты тоже сладко улыбалась и говорила, что в этом нет ничего особенного. Да, да, говорила!
Капочка прижала к глазам платок и громко заплакала, искоса поглядывая на мать, которая уже снова успела углубиться в книжку.
Это невыносимо! - воскликнула мать, теряя терпение. - Замолчи сию минуту! Стыд какой, семнадцать лет девке, а ревёт, как младенец. Замолчи и утри нос!
Полное лицо Софьи Кондратьевны дрожало от возмущения, грудь вздымалась, каждая завитушка ее обесцвеченных по моде волос трепетала, как былинка на ветру. Никак ей не удавалось дочитать интересное место в романе.
Капочка высморкалась и замолчала. Но как только мать снова замерла над книжкой, она встала, пересела на диван и сказала жалобным, вкрадчивым голосом:
- Быть может, кто-нибудь влюбится в меня на этом балу...
В этакую-то плаксу кому охота влюбляться! - сердито ответила мать, не отрываясь от романа. Но, помимо воли, эта фраза что-то всколыхнула у неё в мозгу. Её давно уже беспокоило то, что у Капочки не было кавалеров. Почему-то дочек ее приятельниц молодые люди приглашали в кино, на каток, а Капочка всё сидела одна дома. Даже некрасивая, худущая Римка Веденяпина, и та прогуливалась с кавалером по Китайской улице. А Капочка и румяней и полнее. Почему же так?
Софья Кондратьевна оторвала глаза от книжки и неожиданно спросила:
- А длинное-то платье у тебя в порядке?
То, которое к твоим именинам шили, в порядке, только цветок помят! - радостно воскликнула Капочка. - Но это ничего. Можно живую розу приколоть.
Это правда, можно живую розу, - задумчиво проговорила Софья Кондратьевна, глядя на противоположную стену с висящим на ней семейным портретом, где сама она, благодаря художественной ретуши фотографа, выглядела настоящей красавицей. Ей всегда казалось досадным, что даже ретушь не смогла сделать лицо мужа более привлекательным. Короткие, жесткие усы придавали ему заносчивый, самодовольный вид. Рядом с портретом висел в рамке пожелтевший диплом, ее гордость. Там подтверждалось то, что она, в дни далёкой молодости, с отличием окончила фарма¬цевтические курсы. Правда, по специальности она никогда не работала и всё давно забыла, но диплом висел, и глядя на него приятно было сознавать, что жизнь не прошла даром.
Да, живые розы это прекрасно! - мечтательно повторила она, но вдруг, спохватившись, спросила: - А туфли? Ведь у тебя нет приличных нарядных туфель!
- Как нет? А лакированные с бантиками?
Такие теперь не носят. Надо, чтобы палец был виден.
- Можно прорезать.
- Ну, что ты! Гадость получится. Надевай, как есть. Кто там заметит под длинным платьем!
Капочка, обрадованная таким неожиданным оборотом дела, вся оживилась и синие глазки ее,
небольшие, но миленькие, загорелись огоньками.
- А какого кавалера ты мне посоветуешь? - застенчиво спросила она мать, потупив взор и сложив руки на коленях.
- Да это неважно, можно Стёпу.
Капочкино лицо сморщилось, полные губки сложились в презрительную гримасу.
- Стёпу? Вот уж сказала! Да ведь он косой, и от него рыбой пахнет.
- Ты права, рыбный запах никакими духами не забьешь. Если бы он в парфюмерии работал - тогда другое дело. Ну, а Миша? Чем плох Миша?
- Ах, мамочка! Ну какой-же Миша кавалер? Ему всего 19 лет. И он же тоже приказчик. Не пойду я с приказчиком, больше мне их не предлагай.
- Да пойми же ты, глупая, ведь тебе не замуж за них идти, а только для видимости, чтобы на балу с кавалером быть, а не одиночкой сидеть. А уж там, когда танцевать будете, на тебя и заглядится какой-нибудь инженер.
Капочка тяжело вздохнула и уставилась взглядом на кончики своих порыжелых школьных ботинок.
- Ну, что нос повесила? Разве я не правду говорю?
Капочка вздохнула ещё тяжелее. Мать сразу почуяла, что за этим вздохом кроется что-то интимное.
- О чём ты, детка? - ласково спросила она.
- У меня тоска... несбыточная мечта... - прошептала Капочка, не поднимая глаз.
- Ну, поделись с мамочкой, я никому не скажу.
- А ты смеяться не будешь?
- Что ты, детка! Ну, давай, рассказывай, что у тебя на душе, - погладила дочь по гладкой каштановой головке охваченная любопытством Софья Кондратьевна.
- Я бы так хотела пойти на бал с Аркадием Полецким...
Мать широко раскрыла глаза.
- С Аркадием Полецким? Скрипачом со второго этажа?
- Ну да, с ним. Чему ты удивляешься?
- Да он же старше тебя Бог знает на сколько.
- Ну и что? Не с молокососом же идти. У нас в классе считают, что это очень пикантно, если взрослый кавалер.
- Глупости говоришь, не рассуждай о том, чего не понимаешь.
Софья Кондратьевна поглядела в окно, за которым уже сгущались короткие зимние сумерки, и задумалась. Аркадий Полецкий, высокий, элегантный брюнет с выразительными тёмными глазами и красивыми, бледными руками ей очень нравился. Он иногда забегал к Леденцовым занять восьмушку масла или полчашки сахара, и Софья Кондратьевна, с кокетливой улыбкой, радостно снабжала его всякой всячиной. Она знала, что Полецкий был холост и играл первую скрипку в симфоническом оркестре. В газетах его не раз отмечали, как весьма одарённого музыканта. Софья Кондратьевна всегда считала себя женщиной незаурядной, способной ценить всё прекрасное. Бывало по ночам, когда через потолок смутно доносились звуки скрипки, она, утопая в перине рядом с громко храпящим мужем, заведующим бакалейным отделом фирмы «Сотейников и Компания», думала о том, что она, тонкая, чувствующая, заслуживала лучшей доли. Она лежала, раскинувшись от жары, и фантазировала. Ей казалось, что Полецкий играет специально для нее, выражая в звуках то, что не смеет выразить словами. Когда у нее собирались дамы на чашку чая, она наводила разговор на музыку и не упускала случая сказать томным, протяжным голосом:
- Присутствие в доме скрипача вносит струю культуры. Вы не находите?
Софье Кондратьевне совершенно не приходило в голову соединять в пару этого эффектного молодого человека и свою дочь, ещё школьницу. Но неожиданное Капочкино признание заставило ее взглянуть на соседа другими глазами. Воображаемый инженер, который может влюбиться в Капочку на балу, отошел на задний план. В ее предприимчивой голове с лихорадочной быстротой замелькали новые, заманчивые перспективы.
Капочка кончает школу и вот - она жена скрипача. Капочка блистает в декольтированном платье на концертах своего мужа. Капочка укладывает спать прелестного ребёнка, сына знаменитости. Капочка уезжает с мужем, прелестным ребёнком и нарядной няней в турне по всему свету, и
Софья Кондратьевна, гордая и счастливая, получает открытки с видами Вены, Парижа, Рима, Флоренции, Лондона, Нью Йорка... Знакомые дамы, серые, незаметные мошки, бледнеют от зависти и жадно впиваются взглядами в открытки. Какая жизнь! Неужели всё это возможно?
- Но захочет ли он со мной пойти? - грустно спросила Капочка, следя за мечтательно застывшим лицом матери.
- Софья Кондратьевна вздрогнула, спускаясь с облаков на землю.
- Что? О чём ты?
- Я говорю, пойдёт ли он со мной, со школьницей? Может, ему совсем это не интересно. Я такая обыкновенная, у меня коса, а не причёска, и щёки круглые.
- Глупости, я тебя завью. И какая же ты обыкновенная? Фигура хорошая, кожа чудесная, а щёки нормальные, здоровые, как и полагается в твоём возрасте.
Капочка рассияла.
Значит, ты думаешь он согласится пойти со мной на бал?
Не думаю, а уверена, - твёрдо сказала Софья Кондратьевна, прикидывая в уме предстоящий разговор с Полецким. «Я много одолжений делаю ему, - соображала она. - Думаю, что ему неловко будет отказать мне в таком пустяке, тем более, что и сам он, конечно, не прочь повеселиться...
А Капочка тем временем вскочила с дивана, завопила на всю квартиру «Папа! Папа!» и выбежала из комнаты.
«Когда-то и я была такой резвушкой», - подумала Софья Кондратьевна, провожая дочь умилённой улыбкой.
Спустя несколько минут в дверях показался отец в сопровождении виснувшей у него на руке Капочки. Вид у него был заспанный и раздражённый. Он только что задремал у себя в кабинете, только что забыл на время о служебной неприятности (у него в отделе пропал ящик с дорогими винами), как вдруг эта несносная девчонка ворвалась, разбудила его своим криком и потащила за собой. Что ей за дело до отца? Ведь не ей отчитываться перед управляющим за пропажу.
- Ну, чего вам? - неприветливо спросил глава семьи, пытаясь освободиться от цепких Капочкиных пальцев.
- Видишь ли, Никифор, Капочка просит взять ее на благотворительный бал, знаешь, тот, что будет в собрании в следующую субботу, - начала Софья Кондратьевна мягко и убедительно. - Я нахожу, что ничего предосудительного в этом нет. Девушка взрослая, знает, как себя вести. Как ты думаешь?
«Молодец мамуха, здорово она умеет подойти», - радостно пронеслось в окрылённой надеждами голове Капочки. Но радость оказалась преждевременной. Желчное лицо отца задёргалось, усы ощетинились, он выпучил глаза и закричал:
- Что? Бал? Никаких балов! Кончит школу, тогда пусть отправляется хоть в шантан! Бал ей, соплячке, подавай!
Мать и дочь растерянно смотрели на его разъярённое лицо.
- Это чтобы меня потом к директору вызывали и нотации читали? Нет уж, мерси за удовольствие! - не унимался отец, получивший, наконец, возможность сорвать на ком-то своё настроение.
- Но, Никифор, ведь мы ее завьём, губки подкрасим, никто ее и не узнает в длинном платье, - пробовала урезонить его Софья Кондратьевна.
- Восхитительно! - в негодовании воздел руки к потолку Никифор Осипович. - Это мать учит дочь делать подлог! Бесподобно! Поздравляю вас, дожили!
- Если-б я была на твоём месте... - пробовала возразить Софья Кондратьевна, но муж тотчас перебил ее:
- Сказано не пойдёт и кончено! - и вышел, хлопнув дверью.
В комнате воцарилось молчание. Капочка стояла неподвижно, как в трансе. Всё рухнуло, все мечты, все надежды. Через потолок доносились неясные звуки скрипки. Это Аркадий что-то репетировал. Глаза Капочки наполнились слезами. Софья Кондратьевна с ненавистью смотрела на дверь, за которой скрылся муж.
- Деспот, тиран, самодур... - прошипела она и ее пухлые пальцы сжались в кулаки.
Никифор Осипович Леденцов волновался и переживал напрасно. Пропавший ящик с дорогими винами нашелся утром на следующий день. У него отлегло от сердца. Отругав кого следует за причинённое беспокойство, он почувствовал себя так, словно с плеч его сняли тяжелый груз. В конце рабочего дня позвонил управляющий. Поговорили о делах, о том, о сём, о предстоящем бале, на который собирался весь харбинский бомонд. Жена управляющего, Валерия Сергеевна, принимала живое участие в организации этого полезного мероприятия, доход с которого шел в фонд помощи обездоленным детям. Узнав, что Леденцовы тоже собираются на бал, управляющий пригласил их за свой, уже заранее заказанный стол. Не ожидавший такой чести, Никифор Осипович, задыхаясь от восторга, бормотал слова благодарности и даже перед равнодушным телефонным аппаратом, кланялся и сгибался в дугу.
Когда он вышел из магазина, на улицах уже зажигались огни. Скованный морозом воздух приятно пощипывал его худощавое лицо. «Знатный морозец» - весело подумал он, ища взглядом извозчика. Стоявший на углу «лихач», уже давно сменивший свой экипаж на сани, замахал вожжами, захлестал свою кобылку и подкатил. Никифору Осиповичу захотелось сказать вознице что-нибудь приятное.
- Ну что, живёшь, купёза? - спросил он, залезая под меховую полость.
Китаец-возница вежливо оскалил желтые, прокуренные зубы, лихо просвистел кнутом по воздуху, и сани покатили по укатанной белой дороге.
В таком же приподнятом настроении прибыл Никифор Осипович домой. Снимая шубу, напевал баском из «Кармен», и был очень удивлён, встретив враждебно-замкнутые лица жены и дочери. Вчерашний гневный разговор он уже давно забыл, и желая доставить семейству удовольствие, объявил:
- Готовьте платья, дамы, на бал едем!
Капочка удивлённо подняла брови и недоверчиво взглянула на отца. Мать расставляла на столе посуду и сделала вид, что не расслышала.
- Поссорились вы что-ли? - в недоумении спросил Никифор Осипович.
Софья Кондратьевна перевела с тарелок на мужа злой, презрительный взгляд и сухо бросила:
- Мы под вашу дудку плясать не желаем.
- Да в чём дело, чёрт возьми? - развёл руками муж.
- А в том, что вы самодур и тиран! - истерически выкрикнула Софья Кондратьевна. Ее грудь тяжело задышала под клетчатым передником. - Сегодня он запрещает, завтра он разрешает! Мы вам не игрушки, а люди!
- Никифор Осипович разом вспомнил вчерашнюю сцену и ему стало стыдно.
- Да брось, Соня, - примирительно сказал он, подходя к жене и похлопывая ее по плечу. - Ну, вчера я был зол, у меня большая неприятность получилась на работе, вот и сказал сгоряча лишнее. А сегодня, понимаешь, сам управляющий позвонил и за свой стол приглашал. Я вот и подумал, что надо всем семейством пойти.
Эта необычайная новость сразу выветрила из головы Софьи Кондратьевны все обиды вчерашнего дня. Она даже порозовела от волнения.
- Ты не шутишь? Я прямо боюсь поверить, - проговорила она, прижимая ладони к груди.
- И не думал шутить, - самодовольно рассмеялся Никифор Осипович, любуясь впечатлением, произведённым на жену несколькими магическими словами.
- Значит, и Капочка приглашена?
- А как же? Нашей девушке пора выйти в свет. Как ты думаешь, Капитолина Никифоровна? - хитро подмигнул он дочери.
Капочка растерянно переводила взгляд с матери на отца и не знала верить или нет такому счастью. Вдруг отец снова закричит и всё отменит? Тут мать поспешила развеять ее сомнения:
- Да, конечно, такого случая упускать нельзя. Мы благодарим и принимаем приглашение. Правда, доченька?
Капочка радостно бросилась к матери в объятия.
- Ах, если бы знать, в каком платье будет Валерия Сергеевна! - вздохнула Софья Кондратьевна.
Если в бархатном, то и мне надо бархатное надеть. А как ты думаешь, Никифор, мне стоит лису накинуть?
- Отчего же не накинуть? Накинь, - благодушно отозвался муж, и добавил потирая руки: - Это, Сонюрка, хороший признак, что за свой стол начальство пригласило. Не Трошина из москательного, не Матвея Кузьмича из бухгалтерии, а именно меня, Леденцова. Понимаешь, чем это пахнет? Может я скоро... того! Может, меня скоро рукой не достанешь, Сонюрка!
Колесо завертелось. Первым делом, Софья Кондратьевна поднялась наверх к Аркадию Полецкому и, томно закатывая глаза, объяснила ему причину своего визита. Скрипач заглянул в свою записную книжечку и, приветливо улыбаясь, сказал, что этот вечер у него свободен. Софья Кондратьевна с чувством пожала ему руку и чуть не назвала его на радостях «сынком». Затем последовал подбор нарядов и украшений. Оказалось, что платье, на которое рассчитывала Капочка, стало настолько узко, что на примерке лопнуло в талии по швам.
- Раскормилась красавица, - недовольно ворчала мать. - Придётся новое заказывать, лишний расход.
- Купили креп-жоржет, розовый, с большими голубыми цветами, пригласили портниху. Ни пышный материал, ни цвет, ни фасон, выбранный матерью, обожавшей оборки и воланы, Капочке не шли - они только подчёркивали излишнюю округлость ее фигуры и смугло-румяный цвет лица.
Утром в день бала Софья Кондратьевна распустила Капочкину косу и стала крутить из нее разные причёски. Ничего путного у нее не получилось и пришлось бежать в парикмахерскую. Там быстро накрутили девушке локоны, очень красивые, но, к сожалению, делавшие ее лицо ещё круглее. Но и Капочка, и мать, очень довольные результатом, были уверены в том, что новый облик Капочки покорит Аркадия Полецкого раз и навсегда.
Вечером, прежде, чем облачить дочь в пышное платье, Софья Кондратьевна обильно посыпала ей пудрой плечи и руки, а потом спрыснула шею своими любимыми духами. Капочка морщилась от приторного запаха, но покорно терпела все эти процедуры. В довершение всего, мать нацепила на оборку у левого плеча Капочки свою брошку из искусственных бриллиантов и велела дочери отойти к окну, чтобы издали полюбоваться результатом своих трудов.
- Да, ты сегодня очень хороша! - со вздохом облегчения сказала она, вытирая ладонью вспотевший лоб. - Ну, держись, дочка, от тебя зависит, будет ли Полецкий наш.
«Не наш, а мой!» - с трепетом подумала Капочка. Ей вспомнилось, как часто она наблюдала из окна за красавцем-скрипачом, торопливо выбегавшем из дома в своей синей курточке с футляром в руке, как билось ее сердце при виде его стройной фигуры. И вот через несколько часов она будет под руку с ним входить в зал, и все будут смотреть на нее с завистью.
Теперь Софье Кондратьевне предстояло подумать о своём наряде. После долгих колебаний, она остановила свой выбор на платье из малинового бархата, затканном золотым стеклярусом. В добавление к нему она решила надеть цепочку из золотых колец, длинные серьги с рубинами и, как завершающий эффект, водрузить на голову сверкающую диадему. О браслетах и кольцах она даже не думала, так как носила их постоянно.
В зале собрания было уже очень жарко и шумно, когда прибыло семейство Леденцовых в сопровождении элегантного скрипача Полецкого. Управляющий и его жена уже сидели за столиком недалеко от сцены, на которой расположился небольшой оркестр. Они радушно приветствовали подошедших Леденцовых и их спутника.
Валерия Сергеевна, жена управляющего, моложавая брюнетка с мягкими, правильными чертами лица.и гладко зачёсанными волосами, собранными на затылке в красивый узел, была не в бархатном платье, а против ожидания, в чёрном шелковом, с единственной ниткой жемчуга на шее.
«Денег куры не клюют, а одета хуже горничной, - с презреньем подумала Софья Кондратьевна. - Воображаю, как она злится! Не ожидала, небось, что Леденцова ей нос натянет. Вот и хорошо. На таком фоне я буду ещё эффектнее, а она рядом со мной совсем пропадёт».
Весело перебрасываясь шутками, компания разместилась за столом. Софья Кондратьевна села рядом с управляющим на предложенный ей стул и стала усиленно обмахиваться золотым китайским веером. Рыжую лису она откинула на спинку стула.
Капочка, ошеломлённая непривычной обстановкой, музыкой и присутствием кавалера, растерянно оглядывалась вокруг, и ей казалось, что всё это она видит во сне. Аркадий наливал ей вина и советовал есть побольше икры и копчёных устриц, чтобы не закружилась голова. Сладкое золотистое вино Капочке очень пришлось по вкусу, и чем больше она пила, тем веселее ей становилось. Валерия Сергеевна расспрашивала ее о школе, о подругах, сообщила о том, что ее младшая дочка учится в той же школе, а старшая закончила год назад. Капочка всё это знала и ей совсем не хотелось говорить на такую скучную тему, но сама Валерия Сергеевна ей очень понравилась, особенно ее красивые тёмные глаза и спокойный голос.
Аркадий пригласил свою даму на вальс. Капочка умела танцевать, но туфли на высоких каблуках, купленные в последнюю минуту, так непривычно скользили по паркету, что в первые минуты она боялась подвернуть каблук и упасть. Но Аркадий вёл ее уверенно, и скоро все ее страхи прошли.
Всё было необычайно и сказочно вокруг: нарядные люди, огни, плавные звуки вальса, и пьянящая атмосфера беззаботного веселья. И рядом был он, ее мечта, ее кумир! Его рука обнимала ее за талию, ее ладонь лежала на его плече, и щека его была так близко, что она даже чувствовала на своём лбу исходящую от нее теплоту.
- Какая славная дама эта Валерия Сергеевна, - сказал Аркадий, не зная о чём с Капочкой говорить.
- Да, мне она очень-очень нравится, - восторженно подхватила Капочка. - Если бы только ее одеть, как мою мамочку, то совсем была бы душка.
К счастью, она не могла видеть лёгкую улыбку, тронувшую губы ее кавалера в этот момент.
Софья Кондратьевна получала истинное наслаждение от бала. Соседство управляющего, изысканные закуски, дорогое вино и, главное, очевидная, как ей казалось, увлечённость Полецкого Капочкой, - всё это наполняло ее торжествующим блаженством. Она кокетливо щурила глаза, жеманно играла плечами, интимным жестом похлопывала управляющего веером по руке и говорила о том, что музыка вибрирует в ее душе, как струна.
Вячеслав Антонович, - шептала она с придыханием, подражая какой-то американской кино-звезде. - Сегодняшний вечер останется в моей памяти, как.. .как яркая звезда Венера, богиня любви у древних славян...
- Римлян, - не удержался и поправил Вячеслав Антонович.
- Ах, какое это имеет значение! Но почему ее лепят без рук?
- Управляющий, седой, представительный мужчина с орлиным профилем, уже устал от болтовни Софьи Кондратьевны и пригласил ее потанцевать. Он даже сводил ее к крюшонному киоску и к лотерее, где она выиграла вышитую диванную подушку, перечницу и детскую погремушку с бубенчиками. Разомлевшая от счастья, она протискивалась к столу сквозь толпу танцующих, играя погремушкой, а Вячеславу Антоновичу поручила нести подушку. У нее уже раскраснелось и заблестело лицо, и съехала набок величественная диадема. Перечницу она подарила управляющему. Хотела было подарить подушку Валерии Сергеевне, но раздумала и, усаживаясь за стол, засунула ее себе за спину. С погремушкой она не расставалась и забавлялась ею весь вечер, как дитя.
Никифор Осипович, захмелевший от вина и присутствия начальства, усиленно ухаживал за Валерией Сергеевной. Отрывисто смеясь, он то и дело припадал к ее руке колючими усами и бормотал заплетающимся языком всякий вздор:
- Мог ли я ожидать такой чести, такой милости, чтобы сидеть рядом с вами, глядеть в ваши божественные глаза... Помните у Вертинского: «Кто вам целует пальцы, куда исчез ваш китайчонок Ли»... Как это тонко сказано. Хоть я не китайчонок Ли, но ваши пальчики...
Лицо Валерии Сергеевны всё сильнее отражало скуку и досаду, и она с тоской поглядывала на свои маленькие ручные часики. Облегчил положение Аркадий, вернувшийся с Капочкой к столу. Ему захотелось переброситься парой слов с милой, приветливой дамой, чем-то напоминавшей давно умершую мать. Ему никак не удавалось с ней заговорить, так как он должен был уделять внимание Капочке. Тут, на счастье, принесли сладкое, и Капочка принялась за свой любимый пломбир. Разговор с Валерией Сергеевной завязался сразу. Полецкий рассказал о последнем концерте, посвящённом Рахманинову.
- Моя старшая дочь кончает консерваторию по классу рояля, - сказала Валерия Сергеевна. - Она очень любит второй концерт Рахманинова. Иногда играет в трио: рояль, скрипка и виолончель. А вы у кого занимались?
Потом разговор перешел на другие темы. Несмотря на многоголосый шум, кое-какие слова из разовора Полецкого с женой управляющего долетали до ушей Софьи Кондратьевны. Она уловила слово «соната» и поняла, что говорили о музыке. Это был хороший шанс показать им всем, что она, Леденцова, чуткий знаток всего прекрасного.
- Про какую сонату вы говорите? - крикнула она через стол, постучав ложечкой о бокал, чтобы привлечь внимание. Валерия Сергеевна взглянула на нее.
- Простите, я не расслышала вашего вопроса.
- Я спрашиваю, про какую сонату вы сейчас говорили, - ещё громче крикнула Софья Кондратьевна.
- Про «Крейцерову сонату» Толстого.
- Ах, да?
У Софьи Кондратьевны рвалось с языка сказать, что она знает и любит эту сонату, но название было незнакомое и она не стала рисковать. Но сказать что-нибудь было необходимо и она, прикрыв плечо веером, добавила:
- Толстой так мелодичен, я обожаю его сонаты. - А сама подумала: «Как это я не знала, что Толстой музыкант! А может быть это другой Толстой?»
Аркадий закашлялся и отвернулся. Валерия Сергеевна стала рыться в сумочке. Несмотря на туман в голове, Никифор Осипович заметил промах жены и мысленно осыпал ее всеми ругательствами, какие знал. Капочка же, увлеченная пломбиром, ничего не слышала и не поняла. За пломбиром последовали трубочка с кремом и бокал вина. Голова приятно кружилась и всё вокруг переплеталось и звенело.
Чтобы разрядить атмосферу, Вячеслав Антонович молодцевато отодвинул свой стул и пригласил Капочку на танец. Девушка вспорхнула, как птичка и свысока бросила взгляд на Аркадия: пусть приревнует, ему полезно.
Возвращаясь после танца к столу, она с неудовольствием отметила, что Аркадий всё ещё беседует с женой управляющего. Чтобы им помешать, Капочка быстро села рядом с Валерией Сергеевной и стала обмахиваться платочком.
- Ах, как жарко! А вы, кажется, забыли обо мне, Аркадий Павлович? - капризно сказала она, щуря глаза и играя плечами, как мать. - Я ваша дама, а не пустое место.
Она чувствовала себя совершенно взрослой. Директора школы на балу не было, классных наставниц тоже, значит позволялось вести себя свободно.
Аркадий извинился, но на танец не пригласил. Он продолжал разговор с Валерией Сергеевной так, как будто Капочка не сидела рядом с ними. А Капочке так хотелось смешаться с ним в толпе танцующих, чтобы он снова обнял ее за талию, ей хотелось горячих взглядов, признаний, многозначительных рукопожатий.
Капочка очень надеялась, что Вячеслав Антонович пригласит танцевать свою жену и оборвёт ее беседу с Аркадием, или отец догадается пригласить Валерию Сергеевну. Нет, они занялись каким-то деловым разговором. И тут ещё мать стала размахивать своей погремушкой и тянуть Вячеслава Антоновича за рукав пиджака.
Разглядывая публику за соседними столиками, она заметила как дама в лиловом платье, громко и заразительно смеясь, подняла бокал и, как балерина, красиво откинулась назад. Капочка с восхищением следила за ней. Опьянение придавало ей смелость, и в подражание даме, чтобы привлечь внимание Аркадия, она решила проделать то же самое.
- Налейте мне шампанского, - потребовала Капочка. Но Аркадий сказал, что пить ей больше не следует. Тогда она сама напила полный бокал, запрокинула голову и, откинувшись на спинку стула, взмахнула рукой и расхохоталась.
И тут случилось нечто непонятное и ужасное. Валерия Сергеевна громко ахнула и встала, и все вокруг вдруг засуетились и тоже стали ахать. Капочка перестала смеяться И выпрямилась. Валерия Сергеевна встряхивала подол своего платья, по чёрному шелку которого быстро расплывалось в стороны огромное мокрое пятно. Капочка похолодела, сжимая в руке почти пустой бокал. Софья Кондратьевна, дрожа от ярости, смотрела на дочь так, точно хотела запустить в нее тарелкой. Гнев клокотал в ней, она едва сдерживалась, чтобы не выругать Капочку во весь голос, как следовало отругать эту несносную девчонку, в один миг испортившую вечер, обещавший столько новых, счастливых возможностей.
- Пустяки, не беспокойтесь, - пыталась улыбнуться Валерия Сергеевна. - От шампанского пятен не будет...
- Вы, душечка, уж простите эту дуру, - волновалась, заламывая руки, Софья Кондратьевна, наблюдая, как Аркадий прикладывал салфетку к мокрому подолу.
- Не надо вытирать, я лучше домой поеду, так не высохнет... - протестовала Валерия Сергеевна. - Это пустяки. Девочка нечаянно...
- Пустяки, пустяки, - вторил жене Вячеслав Антонович, но испуганному Никифору Осиповичу чудились в его голосе холодные, враждебные нотки.
Капочка помертвевшим взглядом следила за руками Аркадия. Вскоре Громовы уехали. Леденцовы остались сидеть за опустевшим столом, молчаливые и подавленные. Аркадий пытался придать происшествию комический оттенок, но юмор уже не находил отклика в их встревоженных сердцах. Танцевать Капочка больше не хотела и, глядя на нее, Аркадию вспоминалась напроказившая собачка, ожидавшая от хозяев неизбежных побоев.
- Забудьте об этом, вы же не нарочно, - сочувственно говорил Аркадий, пожимая безжизненную руку Капочки. - Это с каждым может случиться. Пока они доедут до дому, платье высохнет. Алкоголь быстро испаряется.
- Пора домой! - вдруг неожиданно и резко сказал Никифор Осипович.
Все поднялись, как по команде, собрались, молча вышли из зала, миновали фойе, спустились по лестнице, оделись и вышли на улицу.
Небо было ясное, воздух морозный. Подкатила машина. Капочка чувствовала себя так, точно ее везли на эшафот.
Едва только мать и дочь остались с глазу на глаз в Капочкиной спальне, Софья Кондратьевна, скинув на кровать диадему, как разъярённая тигрица набросилась на девушку и вцепилась ей в плечи накрашенными ногтями.
- Идиотка! Безголовая, безмозглая кобыла! - задыхаясь, кричала она грубым бабьим голосом. - Понимаешь ли ты, тумба, что ты наделала?
Капочка неподвижно глядела в безобразно искаженное лицо матери. Она не пошевелилась даже когда целый град звонких пощёчин обрушился на ее побледневшие щёки.
- Будешь знать, как себя вести! Будешь знать, как родителей подводить! - продолжала кричать Софья Кондратьевна.
Голос ее вдруг сорвался и перешел в визгливое всхлипывание.
- Они теперь и знать нас не захотят, отца в приказчики переведут!
Софья Кондратьевна громко зарыдала и опустилась на стул. Краска с ресниц синеватыми полосками поползла по щекам. Вошел отец, взглянул на рыдающую жену, на ошеломлённую, неподвижную дочь, плюнул и вышел.
На следующий день он ездил к Громовым извиняться. Валерия Сергеевна была приветлива, как всегда, спрашивала про Капочку и просила передать ей, что от пятна на платье не осталось и следа. А Вячеслав Антонович угостил Никифора Осиповича гаванской сигарой и каким-то особенным итальянским ликёром. После этого визита Леденцовы несколько успокоились, но в глубине своих душ долго ещё таили всевозможные опасения и мучились дурными предчувствиями.
С бедной Капочкой судьба обошлась не так благосклонно, как с ее родителями. Одна из приятельниц матери, мило улыбаясь и злорадствуя в душе, сообщила Софье Кондратьевне, что многие видели Аркадия Полецкого на катке со старшей дочерью Громовых, изящной, белокурой Лидочкой. Софью Кондратьевну будто облили холодной водой, но она быстро пришла в себя и сказала с гримасой презренья:
- Моя дочь ему отказала. Он пуст и тщеславен.
Честь Капочки была спасена, но сама она горько проплакала несколько ночей.
Однажды вечером Аркадий заглянул к Леденцовым с просьбой одолжить ему немного сливочного масла. Софья Кондратьевна, помня оскорбление, нанесённое ее дочери, поджала губы и высокомерно процедила:
- У нас не бакалейная лавка, молодой человек.
Аркадий смутился, попросил извинения и поспешно ретировался. И больше уже никогда не появлялся в квартире Леденцовых.
ЕЛЕНА ЯКУПОВА
